Березовский родился и вырос в Ереване, но после распада Советского Союза подался в Россию, где и прошла практически вся его клубная карьера. Долгие выступления за питерский “Зенит”, московские “Торпедо” и “Динамо”, а также “Химки” принесли Роману репутацию одного из лучших стражей ворот премьер-лиги, а в сборной два десятилетия он был буквально незаменим. На днях корреспондент “ПБ” позвонил 41-летнему ветерану, и тот охотно согласился дать интервью нашей газете.
— Пару лет назад вы говорили, что вряд ли будете проводить прощальный матч. Как получилось, что все-таки решили организовать?— Для этого понадобилась инициатива руководства Армянской федерации футбола. Мне, конечно же, очень приятно. Рад, что смогу еще раз побывать в Армении, увидеть ребят, болельщиков. Все-таки много лет выступал за сборную.
— Выйдете на поле?— Наверное. На несколько минут — возможно, в начале игры.
— В таком случае матч для вас станет 94-м за сборную. Жалеете, что не дотянули до сотни?— Это не важно... Так уж сложилось. С удовольствием бы сыграл и больше. Но чего теперь горевать?
— Сборная Беларуси — подходящий соперник для прощального поединка?— Несомненно. Хороший, крепкий оппонент. Тем более это команда из бывшего Советского Союза. И сейчас в московском “Динамо”, где я работаю, выступает Станислав Драгун. Да и в прошлые годы не раз доводилось быть одноклубниками белорусов — скажем, Максима Ромащенко. Плюсов много.
— Наши сборные на официальном уровне пересекались только в отборочном турнире чемпионата мира-2002. Помните те сражения?— Да. Хотя я, по-моему, тогда не играл. То ли в клубе возникли проблемы, то ли еще что. Точно не помню, но какая-то непростая обстановка.
— Летом прошлого года вы перешли на тренерскую работу. Решение далось легко?— Все произошло быстро. Сначала освободилась вакансия тренера вратарей в дубле “Динамо”. Согласился сразу. Все-таки солидный клуб. Уже не было желания продолжать карьеру. Тем более сборная Армении после поражения от португальцев потеряла шансы поехать на EURO. И в “Динамо” в последнее время уже был, скажем так, игроком на подмене. Вот и решил закончить.
— Но ведь вам предлагал контракт “Пюник”. Выступать в чемпионате Армении не хотелось?— Идея показалась малоперспективной. Да, мог бы продлить игровую карьеру на два-три месяца. Максимум — на полгода. Но потом бы уже упустил шанс стать тренером в “Динамо”. А так поначалу, как уже сказал, работал в дубле. Однако вскоре меня перевели в основную команду, где и занимаюсь с вратарями. Голкипера в себе, пожалуй, уже убил. Теперь обучаю других.
— Состав “Динамо”, помимо Драгуна, зимой пополнил бывший минский динамовец Фатос Бечирай. Как они обживаются на новом месте?— Это очень комфортные, контактные люди. Особенно Драгун. Стас хорошо влился в коллектив. Уже проявляет лидерские качества. Например, в недавнем матче премьер-лиги с “Уралом”, когда в наши ворота били штрафной, он один выпрыгнул из “стенки”. Парень очень старается, желает помочь команде. Это было видно уже во время сбора и спаррингов. Бечираю сложнее, он, может, стесняется общаться по-русски, поэтому ведет себя тихо. Однако, уверен, все получится и у Фатоса.
— Читал, что ваши родители познакомились на Шпицбергене. Как советских людей занесло на территорию Норвегии?— Ой, это случилось задолго до моего рождения. Лет за пятнадцать. Поэтому подробностей даже не знаю. Есть фотография, где они там в скафандрах… Видимо, решали какие-то сложные задачи. Отец — шахтер, так что, возможно, добывали полезные ископаемые. Сам я на Шпицбергене никогда не был.
— Выросли вы в Ереване. На армянском говорите так же свободно, как на русском?— В принципе да. Дома-то общались по-русски, но я пошел в армянский детский сад, потому что в русский оказалось сложно пробиться. Не было мест! И потом много времени проводил во дворе, так что язык выучился сам собой. Дети ведь все схватывают быстро. А вот родители армянский толком не освоили, и сестра тоже. Старший брат — другое дело, он и сейчас живет в Ереване. Лучше всех нас говорит.
— Футболисты сборной Армении знают русский?— Хуже, чем раньше. В прежние времена 80 процентов игроков владели языком хорошо, а 20 — не особо. Сейчас соотношение где-то 70 к 30. Хотя как “хорошо” — для вас это, может, не очень, с акцентом. Но все же стараются не забывать. Отношения с Россией остаются дружескими. После распада СССР многие русские школы закрылись, однако затем опять открылись.
— Что вас связывает с Арменией сейчас?— Там живут брат, его семья. Похоронен отец — время от времени навещаю его могилу. И, конечно, теплые воспоминания, связанные со спортом. Я удостаивался наград от государства, мне их вручали два разных президента. При этом сам в армянских выборах не участвую.
— Мои приятели-армяне готовы долго и интересно рассказывать об истории и культуре своего народа. Вы в этом плане подкованы?— Явно не так, как ваши знакомые. Увы, многое упустил, концентрируясь на занятиях спортом.
— В детстве, конечно же, болели за “Арарат”?— Вот и нет — за донецкий “Шахтер”. Тогда это была команда не такого калибра, что сейчас. Теперь “Шахтер” — чуть ли не европейский топ-клуб, а в те времена он считался середняком чемпионата СССР. Но у меня в Донбассе корни — там вырос отец, жили обе бабушки. Будучи ребенком, ездил в те края на каникулах. Больно наблюдать за тем, что в Донецке и Луганске происходит сейчас...
— Но выросли вы все-таки в Ереване. Не распадись Союз — оказались бы в “Арарате” и провели бы там всю карьеру?— Хм, не думаю. Наверное, не смог бы туда пробиться. Такая конкуренция! Впрочем, это вопрос из области сослагательного наклонения. Ответить на него сложно. Как и о сотне игр за сборную — если бы обращал на это внимание раньше, наковырял бы где-нибудь шесть недостающих. То же самое здесь. В начале девяностых Армения жила тяжело. Все развалилось, и людям было не до спорта. Вместо одного сильного чемпионата СССР возникло много слабых...
— А чуть раньше страна пережила разрушительное землетрясение, начало конфликта в Нагорном Карабахе. Те события вас коснулись?— Землетрясение страшное — слава богу, Еревана оно почти не коснулось. Хотя один толчок мы ощутили. Помню, сидел в школе на уроке физики, делал лабораторную работу. И вдруг секунд на сорок все затряслось. Все так испугались... А с войной столкнулся, когда уже закончил школу. Играл в одной командочке, базировавшейся недалеко от границы с Азербайджаном. Там было все: постоянные бомбежки, стрельба. Палили из установок “Град”. Страшно...
— Поэтому вы и уехали в Россию?— Пожалуй. Армянская команда, где я играл, развалилась, и решил отправиться попытать счастья в Петербург. Первое время пришлось тяжело, жил у знакомых. Но потихоньку стал заявлять о себе. Начал со второй лиги, а потом на меня обратили внимание в “Зените”.
— Петербург в девяностых и правда был бандитским?— Да, чем-то таким веяло. Слава богу, я в переделки не попадал. Но такое было — малиновые пиджаки, бандиты...
— В городе тогда работали и многие представители нынешней российской власти.— Знаком только с Мутко. Но это политик спортивный. Что касается Путина и Медведева, то, скорее всего, они интересовались делами “Зенита”. Однако я с ними не пересекался.
— Какие чувства испытываете по отношению к “Зениту” и Питеру сейчас?— Приятно, что клуб добился многого. Стал выступать в Лиге чемпионов. А сам Питер — практически родной город. Провел там прекрасные молодые годы. Чарующее место, которое манит всегда. Когда только перебрался в Москву, использовал чуть ли не каждый выходной, чтобы съездить в северную столицу. Это сейчас уже стал закоренелым москвичом — живу здесь более пятнадцати лет.
— Питерцы и москвичи сильно отличаются?— Разница есть. Все эти слова вроде “поребрика”... А вообще и в том, и в другом городе встречаются люди добрые и злые, приветливые и неприветливые. Обобщать сложно. Но бросается в глаза, что жители Петербурга довольно культурные. У многих предки перенесли блокаду, и это наверняка наложило отпечаток.
— В “Зените” вы играли с белорусами Герасимцом и Горовым. Контакт сохранился?— Увы, нет. Герасимец оказался в Питере ближе к закату карьеры. А я ведь еще ребенком смотрел, как он играл за мой любимый “Шахтер”. Сергей запомнился как настоящий профи, правильный человек. Он учил только хорошему и играл в команде большую роль. С Борей Горовым пересеклись ненадолго. Когда он толком заиграл в “Зените”, я уже уехал в Москву.
— В “Динамо” выступали с Ромащенко. Каким запомнился он?— Макс? Отличный парень. Открытый, добродушный. Мы в одной компании играли в карты, так что много общались.
— Потом вы оказались в “Химках”. Там было интересно?— Ушел из “Динамо”, потому что не видел перспектив. Команду возглавил Юрий Семин, который привел с собой Сергея Овчинникова. Мне нужна хотя бы конкуренция, а там было изначально ясно, что ставят на другого. Это не устраивало, поэтому пошел в “Химки”, выступавшие тогда в первой лиге. Вскоре пробились в элиту, собрался хороший коллектив: Юра Дроздов, Андрей Тихонов, Володя Бесчастных. В принципе неплохой отрезок карьеры. И сейчас слежу за “Химками”. Они выступают во второй лиге, но имеют шанс выйти в первую.
— Когда-то вас звали в “Сент- Этьен”. Почему не срослось?— Французы предлагали оформить европейский паспорт, чтобы я не считался легионером. Но понял, что это надо будет сделать фиктивно и не совсем честно, поэтому отказался. Там же потом началась целая эпопея — поймали многих людей, в том числе вратаря Максима Левицкого, и запретили им въезд в Европу.
— Больше за границу не звали?— Нет. Но я не жалею. Зачем бередить душу? Карьера и так сложилась нормально, грех жаловаться.
— В чемпионате России вы рекордсмен по числу отраженных пенальти. В чем секрет?— Прежде всего в хорошей интуиции. И реакции — нужна выдержка, чтобы раньше времени не бросаться в угол.
— Еще в “Зените” вас обвиняли в сдаче игр. Горький осадок остался?— Время лечит. Все стало на свои места. Однако, конечно, было неприятно. Даже очень.
— Правда, что в последние годы основной мотивацией продолжать выступления для вас была сборная?— Когда перешел в “Динамо” в 37 лет, реально оценивал перспективы. Понимал, что буду больше на подмене. Хотя отношение ко мне в клубе всегда было положительным. Мотивации хватало в любом случае, но, когда застревал в запасе, на первый план и правда выходила национальная команда.
— У нее были и армянские тренеры, и иностранные. Кто из них запомнился?— Шотландец Иан Портерфилд. У человека обнаружили рак, и он знал, что доживает на земле последние дни. Тем не менее приезжал в сборную, чтобы работать, хотя ему сложно было даже ходить. Он оставил в душе неизгладимый след. Как Портерфилд жил футболом! Его отношение к делу просто восхищало и придавало нам сил. Во многом благодаря ему в армянском футболе засверкали Генрих Мхитарян, другие ребята.
— Теперь Мхитарян — безусловный лидер сборной. Какой он в жизни?— Человек, о котором можно говорить только хорошее. Очень эрудированный, образованный, настоящий профессионал. Большая надежда сборной. Уверен, Генриха ждет прекрасное будущее и после футбола. Он может проявить себя где угодно, даже в политике. Человек свободно говорит на семи языках…
— А вы в будущем хотели бы стать главным тренером?— Не знаю. Пока только вникаю в новое ремесло. Еще не проработал в этом качестве и года, и мне интересно. Потом, может, захочу стать и главным.
— Чтобы играть долго, вы советовали молодым коллегам тщательно относиться к здоровью. Что это значит в первую очередь?— Чем старше становишься, тем больше надо соблюдать режим. Заниматься не только на тренировках, но и дополнительно, самостоятельно. Мышцы-то с возрастом быстрее теряют тонус.
— Как относитесь к алкоголю и курению?— Не очень положительно. Хотя не скажу, что сам не злоупотре***л.
— Бывало?— Конечно. Но с возрастом, пожалуй, в этом плане стал относиться к себе строже.
— В последние игровые годы в “Динамо” вас называли Дядя Рома. Теперь такое панибратство исключено?— Почему же? Ребята могут называть и по имени. Ничего не имею против.
— Что есть в вашей жизни, кроме футбола?— Только семья. Растет сын — правда, не футболист. А так времени ни на что не хватает. Постоянно ведь учеба, надо то получать, то подтверждать тренерскую лицензию.
— Ваш самый известный однофамилец — покойный Борис Березовский. С ним никогда не путали?— Ха, нет. Но подшучивали по этому поводу часто. Особенно в конце девяностых — начале двухтысячных, когда Борис Абрамович был на пике популярности. Проходишь паспортный контроль — пограничник видит фамилию и улыбается: “О-о, вы не родственник?” Хотя, понятно, я с однофамильцем никогда даже не пересекался.
http://www.pressball.by/articles/football/national/93856